Сорок лет назад такие страны как Южная Корея, Китай или Финляндия были странами с низким уровнем индустриализации, недостаточно развитыми с научно-технической точки зрения и экспортирующими главным образом сырье и материалы. В 60- годы экспорт Финляндии на 70% состоял из древесины и продуктов лесообрабатывающей промышленности, а в структуре экспорта Израиля примерно 70% приходилось на сельскохозяйственную продукцию. В настоящее время свыше 50% объема экспорта каждой из этих стран приходится на наукоемкую продукцию.

За прошедшие десятилетия каждая из этих стран разработала и претворила в жизнь свою собственную политику экономического развития. В одних странах эта политика отличалась от политики в других странах, но в любом случае она была четкой и последовательной. Эта политика охватывала широкий спектр направлений, каждое из которых имело целью увеличение наукоемкой составляющей экономической базы страны1. Она включала в себя: (I) меры по стимулированию развития частного сектора, повышению эффективности и конкурентоспособности таких “старых” отраслей экономики, как обрабатывающая промышленность и сельское хозяйство, а также по стимулированию развития новых высокотехнологичных предприятий; (II) программы по созданию систем образования, направленных на обучение учащихся навыкам познания и техническим навыкам, которые потребуются им для достижения благополучия и высокого уровня жизни в условиях глобальной экономики, базирующейся на знании; и (III) меры по коммерциализации результатов деятельности национальной системы научных исследований и разработок, превращая, таким образом, знание в богатство.

Для России “точкой отчета” является ситуация, когда экономическая база страны, находящаяся в депрессивном состоянии и характеризующаяся значительным по размеру быстро обесценивающимся и устаревающим промышленным капиталом, сочетается с высокоразвитой научно-технической инфраструктурой (способность проведения научных исследований, наличие технически грамотной рабочей силы и существование прикладных научно-технических институтов), которая даже сегодня занимает лидирующее положение в мире во многих областях. Но несмотря на то, что Россия обладает одним из лучших в мире научным потенциалом во многих областях фундаментальной науки, российский экспорт состоит главным образом из сырья. Согласно данным недавно опубликованного отчета Министерства промышленности, науки и технологии РФ “доля России на мировых рынках высокотехнологичной продукции занимает только 0,3% – в 130 раз меньше, чем США.”2

Согласно определению, приведенному в правительственной программе экономических реформ, проблема, с которой сталкивается Россия, состоит в разработке стратегии превращения страны из экспортера сырья в мирового производителя наукоемкой продукции:3

С одной стороны, та “точка отчета”, с которой Россия начинает свое развитие в этом направлении, делает задачу не такой уж сложной. Россия уже обладает развитой научно-технологической базой и высококвалифицированным научно-техническим персоналом. России необходимо сохранить и преобразовать то, что уже существует; нет необходимости в том, чтобы тратить десятилетия на создание этого важнейшего ресурса с “нуля”. Но с другой стороны, России предстоит преодолеть тяжелое наследие прошлого – институциональную негибкость и неэффективную организационную систему, доставшуюся от советского периода. В настоящее время многие из имеющихся научно-технологических ресурсов изолированы как в бюрократическом смысле (то есть, они существуют в рамках жесткой иерархической системы, созданной в 20-е годы с целью мобилизации ресурсов для быстрого развития промышленности на основе плановой экономики и для укрепления национальной обороноспособности), так в функциональном смысле (то есть, существует весьма отдаленная связь между предложением научно-технической продукции со стороны научно-исследовательских институтов и спросом на нее со стороны российских и зарубежных предприятий) и в географическом смысле (то есть, многие ресурсы расположены в ранее закрытых городах или в изолированных научных и атомных центрах). Преодоление такой расточительности и неэффективности, воплощенной в “погребенных” затратах, относящихся к периоду социалистической экономики, и преобразование существующей системы науки и технологии для нужд рыночной экономики потребуют серьезной и крупномасштабной программы институциональной реформы и реформы предприятий. Это, в свою очередь, может придать задаче более “пугающий” вид, но от этого она не станет менее важной.

Например, Россия сталкивается с необходимостью решения следующих вопросов:

· Преобразование богатства, полученного от эксплуатации природных ресурсов в инвестиции, которые будут способствовать созданию экономики, базирующейся на знании. Как будет подробно рассмотрено ниже, многие правительственные доклады о мерах экономической политики и научные монографии, посвященные этой теме, можно вполне охарактеризовать как выражение “вполне логичных желаний”. Поскольку использование природных ресурсов в настоящее время является основным источником богатства и накопления капитала, логично предположить, что прибыль от добычи полезных ископаемых может служить и в качестве основного источника инвестиций в развитие и внедрение высоких технологий. Но тогда какие рычаги в государственном или частном секторе переведут эти избыточные средства из одного сектора экономики в другой? Промышленные бизнес группы? Рынки частного капитала или венчурные фонды? И является ли переход от сырьевой экономики к высокотехнологичной экономике лишь вопросом перераспределения финансовых потоков? Не видно, чтобы Правительство РФ вплотную рассматривало эти вопросы, не говоря уж о том, чтобы оно искало связные ответы на эти вопросы.

· Коммерциализация научно-исследовательского потенциала страны и приспособление научных и технологических ресурсов России к работе по созданию современной отечественной наукоемкой экономики. Отдельные данные свидетельствуют о том, что российские предприятия предпочитают импортировать высокотехнологичное и наукоемкое оборудование. Как представляется, в России существует чрезвычайно низкий уровень производства высокотехнологичного оборудования высокого качества для обрабатывающей промышленности и низкий спрос на это оборудование со стороны отечественных фирм. В то же время, предприятия наукоемкого сектора экономики и научно-исследовательские институты, как правило, сталкиваются с тем, что спрос на предлагаемые ими товары и услуги в самой России является относительно низким. А наиболее выгодные рынки сбыта их продукции находятся за пределами России. Это либо недавно возникшие и развивающиеся рынки других стран или, в ряде случаев, рынки стран Западной Европы и США. Таким образом, в то время как в большинстве стран происходит интеграция между сектором науки и технологии и динамичным, конкурентоспособным в рамках глобальной экономики отечественным промышленным сектором, в России, как кажется, развиваются параллельно две независимые системы – промышленный сектор, который, время от времени, изыскивает финансовые ресурсы для закупки технологий и наукоемкого оборудования из-за рубежа, и сектор науки и технологии, которому, время от времени, удается продать российские технологии и наукоемкое оборудование за границу. Сможет ли Россия продолжать играть роль “генератора” технологий в условиях, когда все остальные отрасли экономики страны не в состоянии конкурировать на мировом рынке?

· Развитие связей между малыми и средними наукоемкими предприятиями, с одной стороны, и крупными национальными и международными фирмами, с другой стороны, что может помочь местным компаниям найти и развить экономическую “нишу”, соответствующую высокой степени добавленной стоимости в системе глобальной стоимостной цепи. Предприятия существуют не в изоляции друг от друга. По мере того как они стремятся обслуживать более знающих, квалифицированных клиентов, предъявляющих все бóльшие требования к технической стороне вопроса, - другими словами, по мере того как они стремятся найти экономические “ниши”, соответствующие более высокой степени добавленной стоимости в рамках национальной или международной стоимостной цепи, они должны повышать качество своей продукции и усовершенствовать процесс производства. К сожалению, связи с такими национальными или международными предприятиями, которые смогли бы “поднять” местные предприятия до более высокого уровня в рамках глобальной стоимостной цепи, все еще весьма редки в России отчасти потому, что российские фирмы, как правило, не обладают должными навыками управления и стратегического планирования, чтобы развивать коммерческие связи такого рода. В результате даже те фирмы, которые участвуют в коммерческом производстве высокотехнологичной продукции, могут оказаться в тупике, если вся их деятельность будет сводиться к эксплуатации унаследованного ими интеллектуального капитала и если они не будут инвестировать средства в НИОКР или в процессы дальнейшего технологического обновления. Но пока что инвестирование средств в НИОКР или в процессы технологического обновления не имеет смысла, поскольку российские фирмы не обладают доступом ни к знающим, квалифицированным покупателям, у которых есть спрос на эти дорогостоящие услуги, ни к финансовым ресурсам (ресурсам коммерческих банков, либо удержанным доходам) для финансирования инвестиций, которые потребуются для того, чтобы затем обслуживать этих же покупателей. От того, как рассматриваются и решаются вопросы установления связей и вопросы “ниш” в стоимостной цепи, будет в основном и зависеть то, сумеет ли Россия успешным образом перейти к экономике, базирующейся на знании.

· Стимулирование образованных россиян к тому, чтобы они проживали, работали и инвестировали средства в России. В настоящее время число заявлений абитуриентов, поступающих в элитные технические вузы России, как никогда велико. В обычных условиях это можно было бы рассматривать как позитивное явление, как знак того, что студенты верят в благополучное будущее российской науки и в плодотворный, высокооплачиваемый труд ученого. Однако отдельные данные свидетельствуют о том, что студенты поступают в элитные технические вузы, полагая, что это наилучший способ получить въездную визу в США и устроиться на работу в ведущие американские компании в сфере высоких технологий. До тех пор, пока Россия не сумеет убедить этих студентов в необходимости использовать полученные ими знания и навыки внутри страны – другими словами, до тех пор, пока Россия не создаст такой климат и такие возможности для предпринимательской деятельности, которые бы препятствовали крупномасштабной “утечке мозгов”, - Россия будет сталкиваться с трудностями на пути успешного перехода к Экономике, базирующейся на Знании.

· Улучшение предпринимательского климата. Улучшение климата для осуществления предпринимательской деятельности и инвестиций с тем, чтобы как российские, так и иностранные бизнесмены стремились инвестировать средства в российскую экономику, является непременным условием успешного перехода к Экономике, базирующейся на Знании. Без улучшений в этой сфере, включая осуществление мер, направленных на беспрепятственное вхождение на рынок новых фирм в сфере высоких технологий, представляется маловероятным, чтобы Россия смогла решить такие проблемы, как приостановление “утечки мозгов”, создание более эффективных связей между малыми и средними предприятиями, с одной стороны, и крупными национальными и международными фирмами, с другой стороны, или вовлечение в хозяйственный оборот российских инноваций.

Почему для России важно рассмотреть эти проблемы и найти ответы на нерешенные вопросы?

· Существующая научно-техническая база представляет собой непродуктивный ресурс, который, к тому же, уже изрядно изношен. Причем существует опасность того, что он будет продолжать изнашиваться весьма быстрыми темпами. Россия не сможет долго оставаться мировой державой в сфере науки в условиях ухудшения промышленной базы.

· В отличие от основных фондов, которые “погребены” в устаревших, неудачно расположенных предприятиях, существующий человеческий капитал в сфере науки и технологии потенциально является намного более гибким и мобильным ресурсом. Это может оказаться как благом, так и недостатком. Как и в случае с финансовыми ресурсами, это может быть источником утечки капитала или “утечки мозгов”. Но он также может явиться и потенциальной движущей силой, стимулом экономического роста и развития частного сектора экономики в случае, если его правильно использовать и при условии правильного управления государственным сектором и проведения эффективной политики развития частного сектора.

· Некоторые данные международного обзора, недавно проведенного ОЭСР, указывают на то, что унаследованные от прошлого недостатки в сочетании с сокращением бюджетных расходов не только отрицательно влияют на доступ к образованию и на качество самого образования, но начинают отрицательно сказываться и на количестве выпускников вузов, обладающих знаниями новых технологий и способностью к творческому мышлению, что в свою очередь приведет к снижению предложения на рынке высокообразованных трудовых ресурсов. Если Россия не будет предпринимать срочных мер для приостановления этих негативных тенденций, то она сможет потерять один самый важный фактор производства, без которого сложно добиться успеха на пути создания Экономики, базирующейся на Знании. Это – высокообразованные трудовые ресурсы, которые способны как потреблять, так и производить знания мирового класса.

Как может Россия развивать эффективные связи между своими научно-технологическими ресурсами и предприятиями, особенно в условиях, когда в России превалируют крупные промышленные предприятия, а учреждения науки и технологии находятся в изоляции? Самый важный урок из опыта Финляндии и Израиля, помимо прочих, состоит в том, что успешная стратегия развития науки и технологии должна быть интегрирована с общей стратегией развития частного сектора и развития/реструктуризации промышленного сектора.

В настоящее время такого рода интеграции России недостает. Сектор науки и технологии не имеет опыта взаимодействия с промышленным сектором и, соответственно, не может реагировать на потребности этого сектора. Но пока процесс инвестиций в промышленный сектор не “наберет обороты”, предприятия не смогут создать эффективный спрос на научно-техническую продукцию. Таким образом, во многих отношениях “решение проблемы российской науки и технологии” неразрывным образом связано с решением проблемы реструктуризации предприятий, со всем, что положительно скажется на улучшении инвестиционного климата и системы государственного и корпоративного управления, на снижении административных барьеров для вхождения на рынок и ухода с рынка, на улучшении системы финансового посредничества, на установлении бóльших прав кредиторов при банкротстве предприятий и т.д.

В данной работе исследуется современное состояние российской системы науки и технологии, а также предложения Правительства РФ по его реформированию. Часть I работы посвящена обсуждению причин и истоков существующих проблем. В ней говорится о том, что Советский Союз оставил России сомнительное наследие, имея в виду сектор науки и технологии. С одной стороны, - это лидирующие позиции в мире во многих областях фундаментальной науки, а с другой стороны, - отставание почти во всех областях промышленных инноваций. В этой части работы также отмечается, что данное наследие не является случайным. Напротив, это неизбежное порождение советской системы. В этом разделе также рассматривается эволюция российской системы науки и технологии за десятилетний период, начиная с распада Советского Союза. Таким образом, несмотря на многие инициативы, которые были предприняты в рамках экономической политики в этот период, сами по себе не могут быть достаточными для возрождения системы науки и технологии или российской экономики как таковой.

Часть II работы посвящена достижениям правительства в деле реструктуризации сектора науки и технологии. В этом разделе отмечается, что Правительство РФ осуществило целый ряд заслуживающих внимание программ реструктуризации сектора науки и технологии, призванных увеличить поток инвестиций венчурного капитала в российскую экономику и ускорить развитие малых и средних предприятий в сфере высоких технологий. Сложно оспаривать какие-либо из предпринятых инициатив. Многие из них следует развивать и в дальнейшем. Однако по собственной оценке правительства, успех был мало ощутимым. Чего же недостает? В этом заключительном разделе работы отмечается, что недостает двух главных составных частей этого процесса. Первая – это полная реформа самого сектора науки и технологии. Данная реформа, помимо других вещей, включает в себя реформу Академии наук Российской федерации и связанные с этим другие реформы, направленные на повышение общей эффективности государственных расходов на науку и технологию. Вторая составная часть – это долгосрочная стратегия, направленная на возрождение промышленного сектора, и, самое главное, привязка реструктуризации сектора науки и технологии к восстановлению промышленного сектора. Если справедливо утверждать то, что сектор науки и технологии не может успешно развиваться в условиях наличия “нездорового” промышленного сектора, то так же справедливо утверждать и то, что возрождение науки и технологии не будет происходить без спроса со стороны отечественных российских предприятий на инновационную продукцию. Этот спрос уже начинает появляться, однако, необходимо сделать еще больше для того, чтобы связать сектор науки и технологии с промышленным сектором. В заключении работы вниманию читателя предлагается несколько вариантов усиления и развития этих связей.

I. Эволюция советской/ российской системы науки и технологии

A. Наука в СССР: неоднозначное наследие

Советский Союз оставил России неоднозначное наследие в виде сектора науки и технологии - сектора, который один из исследователей определил как “передовой рубеж и отсталость одновременно”.4

То, что сектор науки и технологии Советского Союза был передовым рубежом в сфере фундаментальных исследований и конструкторских работ, не вызывает никаких сомнений. Советская система науки и технологии могла гордиться первоклассными исследованиями мирового уровня в ряде высоко конкурентных областей науки и технологии, включая физику и исследование космического пространства, химию и создание новых материалов, науку о жизни, науку о земле, математику и информатику, новые технологии, такие как гидравлические и газовые турбины, применение лазеров, создание высокочастотной плазмы. Кроме того, уровень государственных расходов на НИОКР был высоким, население страны было высокообразованным, и существовал значительный по размеру корпус элитных ученых и инженеров, бóльшая часть которых работала области фундаментальных исследований. В 1990 г. число научных и научно-технических сотрудников на постсоветском пространстве превышало 2,8 миллиона человек, из которых чуть меньше двух миллионов приходилось собственно на Россию. В том же году в России насчитывалось свыше 4600 научно-исследовательских институтов, а доля расходов на НИОКР от ВВП составляла 2,03%, что сопоставимо с соответствующими показателями по странам ОЭСР.5

Однако эти неоспоримые научные достижения мало способствовали всеобщему оздоровлению экономики и даже, может быть, внесли свою лепту в экономический застой, который начал проявляться в конце 70-х – начале 80-х годов. Советская система НИОКР была четко рассчитана на функционирование в рамках командной экономики, что позволяло мобилизовывать ресурсы для укрепления национальной обороноспособности, и направлена на обеспечение ускоренной индустриализации в условиях плановой системы. Несмотря на повторявшиеся попытки реформирования, система науки и технологии в период спада советской экономики не могла реагировать в плане повышения своей гибкости и инновационной активности на требования современной высокотехнологичной экономики.6 На сколько организационная структура, оставшаяся в наследство России от Советского Союза, не была реформирована и обновлена, на столько неэффективность и негибкость советской системы будет продолжать тормозить развитие российской экономики.

Советская система науки и технологии была жесткой, в высшей степени стратифицированной и иерархичной административной системой. Визуально ее можно представить себе как ряд параллельных пластов, между которыми имеются лишь несколько соединений или каналов прямой и обратной связи (если таковые вообще имеются). Советская система науки и технологии была явно направлена на стимулирование развития специализации и на снижение до минимума связей и взаимодействия между различными уровнями этой системы, поскольку командные и контрольные функции были исключительной прерогативой аппарата системы центрального планирования. Еще более важным является то, что данная организационная структура способствовала почти полному отделению предложения продукции НИОКР, которая создавалась различными научно-исследовательскими институтами за счет государственного финансирования (осуществляемого, кстати, независимо от спроса на инновационные продукты) от спроса на нее со стороны промышленного сектора. При этом промышленный сектор был в значительной степени отстранен от принятия решений о поставках инновационных продуктов, создаваемых в научно-исследовательских институтах.7 Как отметил один из обозревателей, дискуссия о прикладных научных исследованиях и разработках в США или Японии “велась бы вокруг крупных компаний, таких как “Ай-Би-Эм” или “Мицубиси электрик”, и небольших инновационных фирм, потому что в странах с рыночной экономикой бóльшая часть прикладных научных исследований и разработок (кроме оборонной промышленности) финансируется, направляется и осуществляется компаниями. … Однако в Советском Союзе предприятия не были наделены такими полномочиями; традиционно они оставались пассивными наблюдателями по отношению к проводимым научным исследованиям и разработкам. Продукция НИОКР поставлялась предприятиям, главным образом, как бесплатный товар”.8 Не удивительно, что внедрение инноваций было слабым звеном советской системы научных исследований и разработок. Даже если российские ученые и разрабатывали какой-либо инновационный продукт, то российские предприятия, как правило, медленно внедряли у себя эту научную разработку.

Советская система научных исследований и разработок подразделялась на четыре отдельные сектора или пласта:9

· Сектор академических институтов. Академия наук, первоначально созданная Петром I, а также связанные с ней отраслевые академии, которые специализировались на фундаментальных исследованиях, были вершиной советской системы научных исследований и разработок с точки зрения престижа, финансирования и квалификации сотрудников. В 1990 г. на 535 институтов в составе Академии наук приходилось примерно 10% всех исследовательских работ и две трети фундаментальных исследований, проводимых в СССР.

· Сектор высших учебных заведений. Этот сектор главным образом отвечал за подготовку ученых, инженеров и исследователей. За исключением небольшого числа элитных университетов и технических вузов сектор высших учебных заведений не рассматривался в качестве центра научных исследований и разработок. В течение второй половины 80-х годов, университеты и вузы получали 10% бюджетных ассигнований на НИОКР, однако в них было занято 1/3 научно-технических специалистов и почти 50% высококвалифицированного персонала. Поскольку они получали меньшее финансирование, но располагали бóльшим количеством персонала, университеты и вузы начали заключать контракты на исследования с предприятиями, а также с академическими и отраслевыми научно-исследовательскими институтами для получения дополнительных средств. Таким образом, к началу 1992 г. 450 вузов участвовали в каких-либо научных исследованиях и разработках. Однако с точки зрения общих расходов на исследования на вузы приходилась лишь небольшая часть всех расходов на НИОКР в России – приблизительно 6%. Для этих институтов ситуация с финансированием оставалась весьма критической, поскольку финансирование из государственного бюджета и объемы работ по контрактам постоянно сокращались в преддверье перехода к рыночной экономике.

· Сектор отраслевых исследований и разработок. Этот сектор занимался в основном прикладными исследованиями и разработками. В течение советского периода каждое отраслевое министерство создавало свои собственные отраслевые научно-исследовательские институты, которые обслуживали отрасль в целом, а не отдельные предприятия.10 Решения о том, какие исследования проводить, принимались отраслевыми министерствами, что было частью системы централизованного планирования. Такая организационная структура способствовала углублению специализации, которая препятствовала внедрению технологии в различных секторах. Более того, поскольку отраслевые институты обладали монополией на прикладные исследования в своих конкретных областях, качество их продукции, как правило, было ниже мировых стандартов. Тем не менее, если предприятия хотели осуществить инновации, то им ничего не оставалось делать, как получить инновационный продукт от соответствующего отраслевого института. Но поскольку предприятия не были обязаны осуществлять инновации, часто они не использовали результаты исследований и разработок, произведенных отраслевыми институтами. Таким образом, в результате произошел полный разрыв между предложением результатов отраслевых исследований и спросом на них. В 1990 г. на сектор отраслевых исследований и разработок приходилось 75% прикладных исследований, 88% разработок и 78% всех исследований, произведенных в России в том году.

· Промышленный сектор. Институты этого сектора были привязаны к конкретным предприятиям и, главным образом, занимались адаптацией научных исследований и разработок, произведенных другими научно-исследовательскими институтами, к конкретным производственным потребностям данных предприятий. Финансирование такой работы осуществлялось за счет самих предприятий, а не за счет средств федерального бюджета. Хотя этот сектор научных исследований и разработок и имел самые тесные связи с производством, он был самым малоразвитым сектором, а на его долю приходилось лишь около 5% всех расходов на НИОКР.

Кроме бюрократического разделения советская система научных исследований и разработок характеризовалась и высокой степенью разделения по географическому признаку. В советский период было создано свыше 50 закрытых научных центров, так называемых “научных городков”. По соображениям безопасности многие из них специально были расположены в изолированных районах или на огороженных и охраняемых территориях, примыкающих к настоящим городам, где проживало гражданское население. Как правило, в таких городах имелись одно или два специализированных предприятия и связанные с ними исследовательские институты. И опять же, все было организовано так, чтобы практически отсутствовала связь между производимой этими “научными городками” продукцией и потребностями промышленных предприятий близлежащих городов в научных исследованиях и разработках. Финансирование этих “научных городков” почти полностью осуществлялось из государственного бюджета, а не из коммерческих источников. В конечном итоге, их работа практически не имела коммерческой ориентации. Когда же бюджетное финансирование стало сокращаться, многие из этих городов и их наукоемкие градообразующие предприятия оказались нежизнеспособными.11 Тем не менее, в этих городах до сих пор наблюдается высокая концентрация одних из лучших научных и технологических ресурсов России.

B. Переход к рыночным отношениям и спад экономики – перемены без перехода к рынку

Советская/российская система науки и технологии претерпела существенные изменения после распада СССР. Но, несмотря на глубину произошедших изменений, успешный переход к системе науки и технологии, основанной на принципах рыночной экономики, так и не был достигнут. Эти изменения также не привели и к созданию продуктивных партнерских отношений между наукой и промышленностью, которые могли бы служить источником развития динамичной инновационной экономики.

В докладе, опубликованном ОЭСР в 1994 г., приводится оценка состояния российского сектора науки и технологии и четко предлагается сократить “раздутую, плохо адаптированную систему, находящуюся в состоянии стремительного ухудшения.”12 Сокращение сектора науки и технологии уже состоялось, но не в рамках долгосрочной стратегии оживления и восстановления ядра этого сектора, который, несмотря на свои небольшие размеры, является динамичным, крепким и здоровым компонентом этого сектора. Причем сокращение произошло, главным образом, само по себе, в результате плохого финансового состояния этого сектора, а не преднамеренно. Это сокращение было неэффективным и не спланированным заранее. Это была политика выживания, направленная на сохранение того, что уже непригодно. При этом те, кто обладает наилучшими навыками уходят, а те, у кого знания и навыки послабее, остаются. В результате российская наука, которая, говоря словами из отчета ОЭСР, была “одним из величайших созданий и ценностей цивилизации”, быстро деградирует, причем эта деградация может достичь такого момента, когда выживание российской науки в долгосрочном плане окажется уже весьма сомнительным. 13

Это явление перемен без перехода к рыночным отношениям выражается как в состоянии предложения научной продукции, так и спроса на нее в российской экономике. Это проявляется, например, (I) в структуре расходов на развитие науки и технологии, (II) в изменении структуры занятости в секторе науки и технологии, (III) в изменении структуры организаций НИОКР (со стороны предложения продукции на рынок), а также (IV) в спросе на научную продукцию со стороны российских предприятий.

(I) Расходы на развитие науки и технологии. Доля расходов на НИОКР (все источники финансирования) в ВВП снизились с 2,03% в 1990 г. до 0,93% в 1998 г., а затем несколько возросла до 1,06% в 1999 г. Это намного ниже соответствующего показателя в среднем по странам ОЭСР, который составляет 2,4%. Также важно иметь в виду, что на протяжении большей части этого периода размер ВВП постоянно снижался, поэтому в абсолютном выражении сокращение расходов было еще более значительным. Например, в постоянных ценах 1991 года ассигнования федерального бюджета на развитие науки и технологии уменьшились с 25 миллионов рублей в 1991 г. до 4,56 миллионов рублей в 1999 г., то есть почти на 80% в реальном выражении.14 В свете того обстоятельства, что реальные расходы составили лишь часть выделенных ассигнований, опубликованные данные по ассигнованиям могут в действительности существенно занижать истинный размер сокращения расходов на НИОКР.

В результате расходы на развитие науки и технологии в России в расчете на душу населения намного ниже уровня, достигнутого в большинстве стран ОЭСР. По данным, приведенным в правительственной программе экономических реформ, “В 1998 году собственные расходы на НИОКР в расчете на душу населения в России составили 61 доллар, в то время как в США – 794,40 долларов, в Японии – 715 долларов и в Германии – 510,60 долларов. В результате к 1999 г. Россия по показателю расходов на развитие науки оказалась в группе стран с небольшим научным потенциалом (Венгрия, Греция, Португалия, Польша)”.15 Принимая во внимание другой относительный показатель - государственные расходы на НИОКР в расчете на одного ученого, положение России оказывается еще более тяжелым. В 1996 г., например, общие расходы на НИОКР в расчете на одного ученого в США составили 189.000 долларов, в Японии – 148.000 долларов, во Франции – 177.000 долларов, в Германии и в Великобритании – приблизительно 150.000 долларов, а в Академии наук РФ, которая является вершиной научного истэблишмента России, - 5.000 долларов.16

В то же время суммы расходов также снизились, а источники и качество финансирования не были адаптированы к требованиям рыночной экономики. В 1999 г., например, российское правительство продолжало финансировать расходы на НИОКР в размере 54% от общих расходов на эту сферу (тогда как в странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 35%), а российская промышленность финансировала 35% от общих фактических расходов на НИОКР (для сравнения в странах ОЭСР этот показатель в среднем составил 62%).17

Уже совсем недавно, в 2000 г., около 70% государственного финансирования НИОКР определялось как институциональное финансирование, другими словами, как субсидии организациям НИОКР, которые часто предоставляются на основе подушевого финансирования с целью содержания персонала, зданий, сооружений и оборудования. Только 22% объема государственного финансирования было выделено на то, что само правительство определяет в качестве приоритетных направлений, и всего лишь 8% средств было распределено на конкурсной основе.18 Дело не только в том, что такое расходование средств было неэффективным в том смысле, что бóльшая их часть представляла собой неадресные субсидии (что государство с трудом могло себе позволить), но и в том, что, в сущности, оно препятствовало процессу реструктуризации. Это стимулировало директоров институтов продолжать работать и содержать избыточный персонал в надежде получить еще бóльшие субсидии, и отвлекало государственные ресурсы от более продуктивных направлений финансирования науки и технологии.

(II) Трудовые ресурсы сектора науки и технологии. Эволюция трудовых ресурсов сектора науки и технологии является еще одним четким примером осуществления перемен без проведения существенных реформ. В соответствии с рекомендациями ОЭСР этот сектор был сокращен, однако, вопреки тем же рекомендациями ОЭСР, это сокращение не привело к тому, что он стал меньше, сильнее и экономически более жизнеспособным. Например, число специалистов в сфере НИОКР в России сократилось с 1,9 миллионов человек в 1990 г. до 872.000 в 1999 г., или на 54%. Из этого общего числа уволенных по сокращению специалистов почти 75% продолжают работать в государственных федеральных учреждениях и лишь 5% работают в частных предприятиях или организациях.19

Однако, несмотря на спад, средний возраст работников сферы НИОКР существенно увеличился, главным образом, из-за невозможности привлечь молодых сотрудников. В настоящее время менее чем 8 процентов выпускников школ выбирают карьеру ученого. В то же время, доля исследователей в возрасте 50 лет и более превышает 35%, а доля ученых наиболее продуктивной возрастной группы (от 30 до 40 лет) резко снизилась. В результате перед сектором науки и технологии стоит угроза исчезновения, а не перехода на уровень меньшего по размеру, но более жизнестойкого образования.

Низкая заработная плата работников сектора науки и технологии, является ключевым фактором, который определяет указанные негативные тенденции в сфере трудовых ресурсов. Средняя заработная плата научных сотрудников в секторе науки и технологии в 1999 г. составляла лишь 65 долларов в месяц, что в значительной части отражает резкое сокращение государственных расходов на НИОКР в сочетании с неспособностью найти альтернативные, коммерческие источники финансирования. Это нашло отражение в одном правительственном докладе, где говорится: “Научный потенциал России, несмотря на низкую оплату труда, остается пока высоким. По инерции исследования продолжаются из чисто научных интересов. Однако это не может продолжаться слишком долго. Люди, которым свойственна подобная мотивация, стареют и вынуждены будут скоро покинуть науку. Им на смену практически никто не приходит – молодежь не может удовлетворяться теми доходами, которые им приносит научная деятельность.”20

Эти неблагоприятные тенденции в сфере трудовых ресурсов усилили обеспокоенность в отношении того, что в России в настоящее время происходит одновременно три вида “утечки мозгов”. Первый из них – это “внутренняя утечка мозгов”, когда квалифицированные научные специалисты уходят из сектора науки и технологии на более высокооплачиваемую работу в других секторах российской экономики и становятся водителями такси, банкирами, бизнесменами и т.д. Второй тип – это “внешняя утечка мозгов”, когда квалифицированные специалисты уезжают из России для работы за рубежом в качестве научных работников.21 И наконец, это утечка технологий в сочетании с “техно-национализмом”. Попросту говоря, в России распространено мнение, что западные программы по трудоустройству в гражданских отраслях российских ученых, ранее занятых в конструировании и производстве “оружия массового уничтожения”, есть не что иное, как плохо завуалированные попытки фирм западных стран и их правительств получить дешевый доступ к российским изобретениям и “ноу-хау” и выявить наиболее перспективных ученых, чтобы склонить их к эмиграции за рубеж или чтобы они остались в России и работали на иностранные фирмы. Так или иначе, западные фирмы получают российскую технологию и “ноу-хау” практически задаром.

В то же время, дух “техно-национализма” усиливает обеспокоенность в отношении того, что фонды венчурного капитала, спонсируемые Западом (TUSRIF – Американский фонд для инвестиций в Россию, Региональные фонды венчурного капитала ЕБРР), не стремятся финансировать отечественные проекты в сфере высоких технологий, которые затем могут создавать конкуренцию западным фирмам. Что касается Региональных венчурных фондов (РВФ), финансируемых ЕБРР, в докладе Правительства РФ, представленном на конференции в Хельсинки, говорится: “…директора РВФ крайне неохотно рассматривают high-tech проекты, в том числе из соображений “техно-национализма”, то есть из (часто оправданных) опасений, что проекты в сфере высоких технологий, которым РВФ обеспечили мощную финансовую поддержку, смогут бросить вызов западным промышленным лидерам на отдельных региональных рынках. Эти опасения тем более оправданы, если учесть, что проекты в “традиционных” отраслях (пищевая и т.д.) ориентированы в основном на внутренний рынок, а high-tech проекты наиболее эффективны только в случае экспорта на международные рынки”.22

Страницы: 1, 2, 3